Я расскажу вам о семнадцатилетнем парне. Его зовут Миша. Он два года сидел в шестом классе, потом ещё два года в восьмом. И всё потому, что ни один предмет его не захватил. И он не мог ещё себе сказать: буду, к примеру, астрономом. А поэтому – буду уже сейчас много заниматься математикой. Что он любил в жизни? Немножко – хоккей. Чуть побольше – выжигать рисунки по дереву. Но долго заниматься ни тем, ни другим почему-то не мог. Мать с отцом по очереди драли его за уши, даже когда он уже получил паспорт. И поделом, надо сказать. Впрочем, появилась-таки у Миши одна привязанность. Шесть месяцев он выращивал щенка – чёрную овчарку по кличке Динка. Динку подарила ему в день рождения тётя Шура, очень серьёзная женщина. И подарок её оказался тоже очень серьёзным. Миша полюбил Динку. Но от этой любви ушам его легче не стало. - Тебе только собак гонять, – ритмично выговаривал отец, дёргая сыновнее ухо. Серьёзное ли дело – собаки? По мнению многих – нет. Но странно одно: хоккей надоедал, а Динка нисколько. Хоть приходилось для неё самому и суп варить, и молоть на кофейной мельнице яичную скорлупу для укрепления щенячьего костяка. И всё это обязательно и ежедневно. И вот случилась неприятность. Динка заболела чумой. Она лежала на сундуке тихая и горячая, положив морду на большие пушистые лапы. Наведалась тётя Шура и сказала: - Чума – болезнь очень серьёзная. Не будь легкомысленным. Сейчас же отдай в ветеринарную больницу. Многие псы после чумы калеками остаются. То нога перестаёт работать, то вдруг весь дёргаться начнёт… И Миша отдал Динку в больницу. Кстати, вы слышали когда-нибудь о такой больнице? Она на окраине города. Вокруг – сад, большие тенистые деревья и очень много травы. Лечат там и коров, и лошадей, и прочую живность. А есть специальное отделение для чумных собак. Они сидят там каждая в своей клетке. Им вводят уколами витамины. Всыпают за щеку порошки, а потом, высоко подняв собачьи головы, приказывают: глотай. Греют больных под солюксом. Приходить к ним надо каждый день, а если по два раза в день – то и совсем хорошо. Во-первых, потому что ни ветеринар, ни зоотехник, ни санитарка делать процедур без хозяев собакам не станут. Чужого собака и укусить может. Ну, а во-вторых, и в главных, животное скорее поправляется, когда часто видит хозяина и знает – не бросил! Это уже замечено, проверено и доказано. В больнице работает доктор Южин. Ему семьдесят лет. Давным-давно пора на пенсию. Но пенсия вообще дело скучное, а для него в особенности. Был когда-то доктор Южин ветеринаром Первой Конной армии. Сам товарищ Будённый за научный подход к лошадям так ему руку жал, что пальцы немели. Под белым халатом доктора – выцветшая гимнастёрка. Он неразговорчив, и любимое его слово – «бывает». Да, бывает, что состарился, что пришлось заняться работой полегче… Бывает, что войны нет, бывает, что не суровые конники летят во весь дух по вздыбленным дорогам, а невоенные, модно одетые люди приводят к доктору своих породистых собак. И люди эти бывают разные. Приходит, к примеру, любитель-охотник и приводит курносую лайку. Он говорит: - Если быстро бегать не будет, усыпляйте. Ведь охотнику собака нужна для дела, да и самой собаке без любимого своего охотничьего ремесла жить будет невыносимо… А недавно пришёл профессор-физик и привёл молодого дога голубой редкой масти. Профессор сказал: - Очень прошу вылечить. Мне эта собака очень дорога. Она на редкость ласковая. Правильно. Собаку надо вылечить. Ласка и доброта помогает людям работать, думать. А думы профессора очень нужны стране. Часто приходят старушки и приносят на руках маленьких псов: шпицев, такс, бульдожек. Они почти всегда одиноки, эти старушки, и сил у них хватает только чтобы о малогабаритных собаках заботиться. И нет в этом ничего зазорного или смешного. И питомцев их надо лечить так же обязательно, как уважать старость. Словом, смотрит доктор зоркими глазами сначала на человека, потом на собаку. И действует, как подсказывает разум и сердце. Собачья больница опрятна и чиста, почти как человеческая. Доктор - человек хлопотливый. По вечерам он задерживается тут на два-три лишних часа. Берёт кисть и подновляет скамейки и стены масляной, краской. Любит, чтобы всё было свежо и ярко. Когда Миша привёл свою Динку, доктор спросил: - Учишься хорошо? - Плохо. - А собаку любишь? - Да. - А для чего тебе собака? - Так… для меня… - Ладно, – сказал доктор. – Твоё место – палата три, клетка восемь. Принеси войлок на подстилку и шерстяной платок, грудь Динки обвязать. У неё лёгочная форма чумы. Ей тепло требуется. Миша проводил в больнице по три-четыре часа. Носил Динке фарш и чай в термосе. Но легче Динке не становилось. Однажды доктор поставил её на стол, долго выслушивал, взял кровь на анализ. Потом сказал: - Будем лечить сном, как человека. Во сне дело быстрее на поправку пойдёт. И потянулись тревожные дни. Собака глотала снотворное и спала. Днём ли, вечером ли придёшь – спит… И, пока она спит, Миша слоняется по больнице, а не то – стоит около доктора, осматривающего новых больных. Стоит и переживает: будут усыплять или лечить? …Однажды утром подкатила к воротам больницы новенькая малиновая машина. Из неё вышли молодые супруги. Красивые. И одеты красиво. Привезли бородатого жесткошёрстного фокстерьера по кличке Дарлинг, что значит по-английски <дорогой>. Он был парализован – совсем не мог подняться на лапы. Супруги очень огорчались – громко, вслух. Ведь какой игрун был, какой бедокур! Все ботинки, все туфли в доме погрыз, даже модельные босоножки, которые в 40 рублей обошлись. Не беда! Ничего не жаль для Дарлинга. И - вот видите – привезли лечить! Очень далеко ехали, хорошо ещё, что машина своя… Супруги называли Дарлинга всякими ласковыми именами: и ласточкой, и крошечкой, и даже сыночком! И вечером они снова приехали к нему вдвоём, и сетовали, что вот ведь отпуск кончается и что билеты есть на сегодня в театр, но Дарлинг – важнее, пусть театр пропадёт пропадом. И назавтра они тоже приехали утром, а вечером – не подошла к воротам малиновая машина. Доктор постоял у Дарлинговой клетки, поглядел в окно, в длинную перспективу вечерней улицы, и сказал: - Бывает… А потом он подозвал Мишу: - Погрей-ка Дарлинга под солюксом. Твоя Динка всё равно спит. Миша прогрел собаку под круглым стеклянным солнцем, влил Дарлингу в пасть бульона, припасённого для Динки. И потом делал то же самое изо дня в день, потому что малиновая машина так больше и не приезжала. Пока чёрная Динка спала, повязанная крест-накрест тёплым платком, Миша грел и кормил Дарлинга, тот подымал голову ему навстречу, словно спрашивая: <Теперь ты мой хозяин, да?> На одиннадцатый день болезни Дарлинг пережил кризис. Температура у него резко упала ниже нормы. Зрачки закатились так высоко, что между век белели только глазные яблоки. Зоотехник поддерживал Дарлинга уколами камфары. А доктор в какой-то самый опасный, одному ему известный момент вдруг разжал ножом судорожно стиснутые зубы собаки и влил ей в горло полстакана портвейна. Через пять минут собачьи зрачки выкатились из-под век и встали на место. Дарлинг задышал часто и прерывисто, и Миша почувствовал, как медленно и верно начинает теплеть под его ладонями пушистое розоватое тело фокстерьера. - Теперь помочь ему надо с параличом справиться, – сказал доктор и научил Мишу, как массировать Дарлинга и как делать ему лечебную гимнастику. Часами растирал Миша плоские, слежавшиеся мускулы собаки, терпеливо вытягивал ей лапы – то одну, то другую. И с удовлетворением чувствовал, как круглятся и твердеют мышцы, разбуженные руками человека. И вот доктор Южин позвонил по телефону молодым супругам: - Можете забирать вашего Дарлинга… Да, выздоровел. Тут ему один парень здорово помог… Поблагодарить?.. Ну, это уж вы сами сделаете. Молодые супруги приехали взволнованные и очень смущённые. Привезли Мише большую коробку конфет и долго-долго тараторили: мы, мол, не могли приезжать, у нас, мол, отпуск кончился, мы, мол, так много работаем… - Бывает, – сказал доктор Южин и выписал Дарлинга домой. Он хорошо знал, что у таких хозяев здоровая собака как сыр в масле катается, а вот больная-то она вроде бы сразу перестаёт быть нужной. Есть люди, которые идут навстречу только радостям, а от печалей бегут в кусты… После Дарлинга выходил Миша и огромного сенбернара Матроса, у которого хозяйка, актриса, уехала на гастроли, и полосатую боксёршу Патти, к которой ходила восьмилетняя девочка и, ясно же, ничего не могла делать как надо. - Мишка, подсоби! – кивал ему зоотехник, которому не справиться было даже при хозяине с каким-нибудь зубастым лохмачом, не желающим терпеть уколов. Собаки не кусали Мишу, и доктор говорил: - Бывает. Руки у тебя спокойные. Больному спокойствие полезно. А чёрная собака Динка спала уже десять дней, и Миша даже иногда забывал о ней, заверченный водоворотом необыкновенной своей работы. Но вот явился однажды в больницу Мишин отец. - Что это ты, доктор, сына моего на аркане держишь? – хмуро сказал он. – Не можешь собаку вылечить, так усыпи. И освободи мне парня! Ему на лето в школе работа дадена, а он по сей день не принимался. На следующий день Миша не пришёл в больницу. - Бывает, – меланхолично произнёс доктор. – Не пустили, значит… Он снова долго глядел в окно, в длинную перспективу вечерней улицы, словно бы кого-то ожидая, без кого уже как-то и не обойтись… А потом он принёс кисть и густо выкрасил старую стремянку в весёлый, ярко-алый цвет. И, пока красил, всё думал, думал о чём-то своём - немолодом и мудром. В полдень следующего дня Миша всё-таки пришёл к своей Динке, но клетка её была пуста. Бурей пролетел он по отделению, по коридору – двери визжали, лязгали на его пути. Он задел плечом свежевыкрашенную стремянку, и она грохнулась на пол, оставив на Мишиной куртке длинный алый след, словно свежую рану. - Где Динка? – задыхаясь, крикнул он доктору Южину. – Усыпили? - Ты тут обожди, парень, – отозвался доктор, не подымая глаз от карточек историй болезни. А потом не торопясь взял телефонную трубку, что-то кому-то сказал… Миша не Слушал. Он сидел, уставясь в стеклянный шкафчик с хирургическими инструментами. В зеркале стёкол и в блескучем металле ножей и пинцетов отражалось его лицо, такое бледное, что веснушки на нём резко выделялись, словно крошки чёрного хлеба на скатерти… <Усыпили Динку, – колотилось в мозгу. – Усыпили, а может быть, она бы и выжила…> Сколько времени он сидел так – неизвестно. Время для него перестало существовать. И время, и больница, и большие тенистые деревья в саду. Он не услышал, как открылась дверь кабинета, и вздрогнул, когда доктор тронул его за плечо. - На вот тебе Динку. Не горюй!.. Прямо перед Мишей выросла фигура знакомой санитарки. На поводке у неё была собака. Только совсем не Динка. И вовсе даже не похожая. Шотландская овчарка. Глаза сияющие, янтарные, а хвост как у чёрно-бурой лисы. Великолепное, редкой красоты животное глядело на Мишу с любопытством и доброжелательством. - Это… кто? – выдохнул Миша. - Это – для тебя, – ответил доктор. – Её привели сюда усыпить. Хозяин уехал из Ленинграда. Чумой она у тебя не заболеет. Раньше уже переболела. А твою усыпить пришлось. Не жилица она была на белом свете. Я это давно видел. Зови эту Динкой, если хочешь. Я сам не знаю, как её прежде звали. Доктор передал Мише поводок и вышел из кабинета. - Такую душу, парень, как у нашего доктора, ещё поискать надо, - заговорила санитарка. – Он же специально твою Динку на снотворном держал, жизнь ей тянул, чтобы ты надежды не терял, пока он тебе другую собаку подберёт. Понял? Такую хоть сейчас на выставку – медаль обеспечена. Ну, да ты и заслужил! Сколько собак выходил, молодчина ты мой сердешный… Всё ещё молча Миша потянул за поводок. Чудо с янтарными глазами приблизилось и положило ему на колени свою длинную аристократическую морду. Наталия Грудинина.
